30.08.2013 в 23:49
Пишет ~NorthernLights~:Большое, вкусное интервью
Еще интересненькое, чтобы вы не заскучали
Интервью Криса для журнала “Auxiliary” (апрель 2013).
Перевод: Луиза Вессель
Дополнительный перевод, редакция: Horror Show
Оригинал можно увидеть здесь
Давай начнем с твоего нового альбома “The Unified Field”. Расскажи немного о самом названии, о поднимаемых темах, идеях.
Крис Корнер: Я расскажу о том, что значит название. Общее поле (unified field) — научная концепция, а точнее, теория, пришедшая из квантовой механики и содержащая в себе глубокую философию и размышления. Она основана на идее того, что за всей жизнью, в самой основе существования, есть бесконечная плоскость сознания, из которой все на свете рождено и сотворено. Это общее поле сознания, которое порождает суперструны, кварки, атомы, людей, галактики — всё, что существует. Что мне нравится в этой теории, так это то, что ученые пытались открыть её долгое время, но у них не было убедительных доказательств. Она находится по большей части в стадии разработки, но ученые очень уверены, что добьются своего. Всё это обогащает моё философское воображение. Мне очень нравится идея того, что всё вокруг взаимосвязано, и это почти заменяет идею о боге. Песня “The Unified Field” не говорит именно об этой теории, а, скорее, рассказывает ее посредством о том, что все мы все едины, и делает положительное, воодушевляющее заявление об этом. Эта концепция проходит нитью через весь альбом, а эта песня — отличное место, с которого можно начать развитие идеи. На самом деле, на альбоме ещё много других тем.
читать дальшеДля работы над альбомом ты решил пригласить Джима Аббисса как со-продюсера и Лиама Хоуи (Sneaker Pimps) для программирования. Кажется, в прошлом ты искал творческого уединения, так почему ты решился на сотрудничество в этот раз?
Крис: На самом деле, я никогда не искал уединения, это оно нашло меня. Работая над сольным проектом, я прошел через некоторую долю расстройств, скорее всего, недовольный тем, что было необходимо находить компромиссы по поводу моих идей. Мне также хотелось достичь какого-то одного видения. Но ещё работа в одиночку стала следствием того, что я не нашел людей, с которыми мог бы работать и которые понимали бы меня. Думаю, так IAMX стал сольным, сугубо независимым проектом. Его природа — быть в стороне, в одиночестве, аутсайдером. Не найдя «правильных» людей, я пришел к тому, что делаю всё сам. Меня очень устраивало то, что не приходилось постоянно кому-то угождать, когда пишешь музыку, и не нужно было думать о том, что кто-то не разделит мои идеи. Всё это очень удобно, но со временем очень изолирует от людей. Это не было выбором. То есть, конечно, я делал выбор, но это не то, к чему я стремился. Альбом “Volatile Times” был пиком, причём не высшей, а низшей, худшей точкой изоляции. В эмоциональном плане эта работа была очень сложной. После того, как я завершил альбом, я был абсолютно истощен эмоционально, так что пообещал сам себе, что никогда больше не буду писать альбомы в одиночку.
Как думаешь, ты продолжишь работу с этими людьми или будешь искать другого сотрудничества на следующем альбоме?
Крис: Я точно буду работать с Джимом вновь. А что до Лиама, так это было очень небольшое, эпизодическое участие. Это было как в старые добрые времена. Он очень хорошо знает Джима, так что было весело. Это не было серьёзным сотрудничеством. Лиам добавил кое-какие приятные текстуры и звуки в несколько треков, и дальше этого дело не зашло. Конечно, я очень рассчитываю поработать с ним вновь. Только в будущем я бы хотел начать с другой точки. Я по-прежнему делал слишком много технической работы, всю эту техническую дребедень, от которой всё пытаюсь освободиться. Я имею в виду программирование, сведение и мастеринг — всю эту замешанную на работе с компьютером ерунду. В некоторый момент мне хотелось бы поручить эти дела кому-нибудь другому.
Материал для нового альбома был написан после релиза “Volatile Times” или во время его написания?
Крис: Это всегда происходит путем наложения одного на другое. При записи каждого альбома есть несколько песен, которые не подходят под общее настроение. В основном, они оборачиваются в следующий альбом, и таким образом я будто подсознательно планирую следующий альбом. Я знаю, что сейчас у меня есть несколько песен, не попавших в этот альбом, которые будут выпущены на следующем — такое происходит каждый раз. В основном, я останавливаюсь на восемнадцати треках для каждого альбома, и выбираю из них одиннадцать или двенадцать. Остаются несколько песен, которым ещё не пришло время. Получается, что настроение переходит из “Kingdom of Welcome Addiction” в “Volatile Times”, а потом и в новый материал.
Расскажи, что вдохновило тебя на такие изменения?
Крис: Начиная от “Kingdom” и во время “Volatile Times”, у меня было что-то вроде прозрения. Если быть честным, то это было противоборство научного и религиозного прозрения. Я всегда был не то чтобы агностиком, но всегда был больше за доказательства и науку, чем за религию и даже духовность. Я никогда особо не интересовался этим вещами и никогда не относился к ним с недоверием. Когда я начинал “Volatile Times”, я провел много исследований и стал больше интересоваться концепцией политики и атеизма — все те темы, на мой взгляд, очень популярные в культуре на данный момент. Все эти темы обнажают бездоказательные идеи, которой и является религия.. “Volatile times” полон переживаний по этому поводу, не столько о религии, сколько о человеческом невежестве. Эта запись стала такой тяжелой и негативной, потому что я не был в ладу с миром. Не то чтобы я в ладу с ним сейчас. После того, как я записал “Volatile Times” и выпустил негатив, я почувствовал, что хочу сделать позитивное заявление по поводу человечества в новом альбоме. Это не обязательно позитивная пластинка, но, однозначно, более обнадеживающая.
Ты сделал большой шаг, покинув Англию и окружив себя новой средой, культурой и объединением творческих людей в Берлине. Песня “Think of England” намекает на твой разлад с твоим «родным домом». В более поздних альбомах чувствуется уединение и усиление твоего самосознания, это из-за твоего решения (по меньшей мере) частично разорвать связь между тобой и твоей родной страной?
Крис: Это очень тонкий способ для выражения моей мысли. Я считаю, эта песня несет в себе основную идею альбома. Именно тогда и был предпринят побег из Лондона, которым правят деньги, очень поверхностного города, на мой взгляд. Уехать в Берлин и создать там свое собственное маленькое королевство было очень смелым шагом для меня. Мне пришлось оставить многих друзей и семью, и как бы сложно это ни было, у меня не было иного выбора. Мне кажется, однажды избрав такой путь, ты должен следовать ему и дальше. Поэтому я считаю, что альбом “Kingdom…” и песня “Think of England” как раз о разрыве этой связи и о дальнейшем движении вперед, об уходе в свободное плаванье. И о том, как я принял важное жизненное решение: остаться и следовать правилам или стать странствующим, цыганом? Я выбрал путь цыгана. Каждый раз, начиная новый альбом, после того, как ты открыл эту дверь для себя, ты думаешь об идее, когда пишешь музыку и тексты, и думаешь обо всём подряд… ты уже не можешь думать о мире, о людях, о себе как о личности поверхностным образом. Это совсем не радостно и всегда очень непросто. Ты не можешь подавить в себе эти мысли. Это словно безжалостная сила, я не могу перестать думать таким образом. Если бы я перестал размышлять подобным образом, то мне пришлось бы оставить работу над проектом, и я бы занимался другими вещами. Но на данный момент я получаю удовольствие от этого занятия. Это моя терапия. Это мой способ выражения и освобождения всех этих сложных мыслей.
Откуда взялись эти чувство меланхолии, самокопание и некоторая доля негодования по отношению к человечеству?
Крис: Не знаю, почему я на интуитивном уровне рассуждаю таким образом. Просто когда-то наступил момент, когда я стал видеть много негативного в этом мире. Я не несчастливый человек, на самом деле, большую часть времени я довольно счастлив. Наверно, это происходит из-за того, что с помощью музыки я могу изгнать этих призраков. Музыка позволяет мне в обычной жизни забывать обо всех этих мыслях. Но каково их происхождение (тяжелых мыслей)? Не знаю, я думаю, я был очень чувствительным ребенком. Я рос больше под влиянием женщин, чем отца. Моя мама и моя сестра были очень важными фигурами в моей жизни, и думаю, их гиперчувствительность очень впиталась в меня. Я не хочу обвинять их, но из-за более… женственной стороны моей сущности? Часто всплывает этот очень эмоциональный характер мышления.
Чувствуешь ли ты пробуждение, прилив сил и творческой энергии перед туром и промоушеном альбома в самый разгар весны?
Крис: Да, это очень хороший способ взглянуть на ситуацию. Я только приближаюсь ко всему этому. Я только что вернулся из Лос-Анджелеса, я был там полтора месяца. Я чувствую себя помолодевшим после поездки в ЛА, в то время как в Берлине довольно мрачные зимы. Я решил каждый год уезжать и заряжать себя светом, улыбками и положительными эмоциями. ЛА кажется мне подходящим местом, так как я могу одновременно заниматься музыкой, и у меня там есть друзья. Вот такое у меня было начало года, а теперь я готовлюсь к живым выступлениям. Взращиваю в себе животного, которое рвётся наружу, в этом и состоит суть живого представления. Во время первого шоу я медленно раскрываюсь, и мне необходимо помнить, где прячется зверь, и найти его. Я знаю, он всё ещё внутри.
Кажется, что ты, по большей части, интроверт — судя по твоим записям в блоге и интервью. А затем появляется эта творческая мощь, когда ты выступаешь, и мы видим проявление твоих экстравертивных качеств. Как в тебе уживаются эти два начала, и нужно ли тебе взывать к сценической стороне твоего «я» во время выступлений?
Крис: На самом деле, нет. Этот вопрос волнует меня в последнюю очередь. Это просто происходит. Очень сложно объяснить, так как звучит это немного шизофренически, и в некоторой степени это так и есть. Я действительно чувствую, будто срабатывает переключатель, и эта сторона личности берёт верх. Я думаю, это музыка так действует на меня. Большую часть времени мне приходится управлять музыкой: работать в студии, создавать музыку, разбирать идеи и создавать из всего этого готовый продукт. Только на сцене я ощущаю это (как вторая сторона берет верх — прим. переводчика), и именно так на меня действует музыка IAMX, и это действительно правда.
Жизнь артиста обычно полна взлётов и падений. Как твоё решение стать артистом отразилось на твоей жизни в плане вопросов компромиссов и жертв?
Крис: В общем, это показало мне, что деньги, в большинстве случаев, неважны. Важно, чтобы всё было хорошо, важно иметь достаточно денег на существование, но быть богатым уже не важно. Решение стать артистом не изменило меня. О вопросе работы с людьми; моё решение (стать артистом) позволило мне быть довольно замкнутым в плане личной жизни (думаю, я был бы таковым при любой другой работе). Быть немного монахом, отшельником день за днём. То, что я начал делать, очень сопутствовало такому стилю жизни. Я избегал некоторых явлений в обществе, которые меня не устраивали. Очень приятный момент в такой работе — свободный график и возможность разбавить повседневность. Компромисс. Да, особой стабильности нет, потому что каждый год приходится думать о своем положении и о том, как жить дальше, и нет никакой уверенности в плане финансов. В каком-то смысле это довольно привлекательно, и, опять же, цыганский образ жизни стимулирует постоянно работать, и работать усиленно. Такая жизнь позволила мне быть очень избирательным в отношении людей. Ещё я получаю очень много интересных и положительных откликов по поводу того, кем являюсь. Это сложно, но в то же время действительно потрясающе. Ты живешь в ускоренном темпе, высоко взлетаешь и низко падаешь. Мне кажется, я очень нуждаюсь во всём этом, чтобы чувствовать себя по-настоящему живым. В любом случае, я неуравновешенный человек, так что такой стиль жизни отлично мне подходит.
Что подтолкнуло взяться за развитие темы кабаре, которую тебе так эффектно удаётся проецировать на живых выступлениях? Это одна из причин, по которой ты выбрал Берлин своим новым домом?
Крис: Я думаю, это один из моментов, которые заинтересовали меня. Облик Берлина в 20х годах был очень привлекательным. Это уже давно текло по моими венам, но не было возможности развить эту тему. Впервые я затронул её на втором альбоме, “The Alternative”, в песне “President”. Однажды погрузившись в эту идею, я понял, насколько мне это подходит. Что мне особенно нравится в кабаре, это его трагикомическое начало. В его выражении это очень поэтично, и дело не обязательно в красоте, а в самих образах. Например, печальный клоун, отражающий человеческую сущность в таком преувеличенном, но всё же эмоциональном виде. Этот образ также не очень чистый. Мне нравится, что он может быть очень развратным… и потным и грязным. Именно такой и является человеческая сущность. Для меня это словно древняя традиция, и разукрашиваться, и петь песни, и танцевать — именно это мы делали тысячелетиями. Наверно, это мне и нравится в кабаре. Также это напоминает мне идеи Феллини и других режиссеров с глубокой философией, скрывающейся за маской веселья и позитивности.
Почему Берлин? Многие вспоминают о периоде в творчестве Дэвида Боуи, когда он жил в Берлине, будучи изгнанным из Англии, как о самом плодотворном. Например, знаменитая фраза Боуи о том, что Берлин «это самая потрясающая культурная феерия, которую только можно представить». Как дух времени, богатый творческий мир и культурная история Берлина воздействовал на тебя?
Крис: На самом деле, я переехал сейчас за город, так что нечасто бываю в Берлине, тем более, я всегда занят. Когда я переехал сюда, этот город стал местом психологической свободы, где не так важны деньги, и где можно удовлетворить свою творческую свободу и гедонистические желания. Всё, что тебе нужно, находится там, где нужно, и ничто не скрыто. Всё очень удобно подстроено, и люди очень уступчивые. Клубы и музыка, и искусство, и питание — всё пересекается, так что если пойдешь куда-то, то увидишь, как влияния различных культур сплетаются в одно. Дело не только в музыке. Например, ты идешь в галерею и видишь, что там происходит какое-то странное, извращенное кабаре-представление. Ты идешь в ресторан, а там играет какая-то музыка. Это мне и нравится в Берлине, его многообразие — его мощь, его миссия. Миссия жителей Берлина была и есть — оставаться настоящими в искусстве. Берлин всё больше заселяется богатыми людьми, и это расстраивает, но особенное отношение к искусству и музыке здесь сильнее чего бы то ни было. Поэтому мне кажется, что город будет процветать в ближайшие десять лет. Ещё Берлин чертовски сексуален. В нём есть настоящая сексуальность и свобода в сексуальности — я не видел ничего подобного в других городах.
Из чего состоит пространство твоей студии? Ты используешь её для исследования новых направлений, вдохновения и различных видов искусства?
Крис: Да, на окраине Берлина, где я живу, у меня есть небольшая фабрика. Это старое раздолбанное ГДРовское здание, которое я купил пару лет назад. Это проект всей моей жизни, и в этом есть своя прелесть. Я создал студию в подвале, и это меня очень вдохновило. Мне всегда хотелось работать в студии с видом на сад, и теперь мое желание сбылось. У меня в студии нет кучи оборудования, зато есть вид на сад. Большую часть подготовки и пред-продакшна мы с Джимом вместе делаем в этой студии, и потихоньку этот процесс совершенствуется, развивается.
Какие темы и идеи тебе приходилось поднимать снова и снова как в Sneaker Pimps, так и в IAMX?
Крис: Человеческое поведение и всё, что его касается, очень привлекает меня. С чего начать? Это может быть любовь, секс, политика. Мне интересует пласт истины и реальности, скрывающийся за строгими общественными правилами. О многом мы разговариваем только между собой, никогда не говоря об этом публично, и это очень захватывающе. Артисты, музыканты, и, особенно, политики, не признаются нам во многих вещах. Это практически наша обязанность выставлять напоказ разные стороны человеческой сущности (по крайней мере, для артистов). Моя миссия — наблюдать и писать об этом. На альбоме “Kingdom of Welcome Addiction” я больше фокусировался на собственной личности, а также сексуальности, которую я стараюсь перенести на музыку. Праздничная сторона жизни. Мысли о сексе — практически отвлечение для меня, они влияют на моё состояние, фокусируя моё сознание на физическом уровне, отвлекая от эмоций. Наверно, так всё и получается, и, возможно, поэтому на альбоме так много секса — так я возвращаюсь к реальности.
Твой стиль — особый объект интереса для поклонников IAMX, особенно на живых выступлениях. Какой исторический период (в политике или моде) постоянно вдохновляет тебя? Какие элементы одежды (моды) ты используешь, когда собираешься (на концерт – прим. переводчика)?
Крис: Понятия не имею. Я никогда об этом не думал. Моя цель — найти красивые вещи и надеть их. Мне неважно, откуда они и из какой эпохи. Мне нравится, что, когда ты понимаешь то, что хорошо, или что люди считают хорошим, то начинаешь распространять это среди людей. Это как с музыкой. Первая моя мысль — подходит ли мне эта вещь? Вторая — ожидают ли этого люди? Не то чтобы мне кажется, что это спорный момент, но если люди ожидают этого, то, может, стоит попробовать что-то другое? Мне нравится, когда люди придают значение всему. Я говорю не только о людях индустрии моды, но и об обычных людях, которые одеваются так, чтобы выглядеть оригинально и красиво. Помимо походов в клуб нет особого смысла наряжаться каждый день. Наверно, в Викторианский период были времена, когда все носили костюмы или большие платья. Конечно, политические взгляды и человеческое мышление в то время были очень консервативными, но стиль в одежде был довольно красивым. Узкие корсеты, широкие плечи. Викторианский стиль мне однозначно нравится. Мне ещё нравится стиль милитари, потому что он позволяет носить то, чего бы ты в обычной жизни не надел. Это придает чувство значимости происходящего, чувство гордости за то, как ты выглядишь. Это даёт возможность людям чувствовать себя особенным, хотя это связано с насилием, но есть нечто сексуальное в униформе. Так что, мне нравится смешение викторианского стиля и стиля милитари.
Мы наблюдаем эволюцию Криса Корнера как музыканта — от участника группы и до песни “Running”. Это очень искренняя песня. Наверно, её было очень страшно записывать. Мне очень по душе, когда в песнях у тебя надрывается (ломается) голос, потому что он переполнен эмоциями, и в записи ты не отшлифовываешь его, оставляешь естественным. В такие моменты по телу пробегают мурашки, потому что это настолько искренне, откровенно. Мне кажется, это как раз то, что ты имел в виду, когда говорил о кабаре, — быть настоящим. Ты приносишь много жертв ради своей музыки, ты очень особенный, уникальный.
Крис: Спасибо, это такая честь для меня. Забавно, что ты выбрал именно “Running”. На альбоме “Kingdom…” есть парочка песен, которые стали переломным моментом. Что-то в психологическом плане открылось для меня, и несовершенство настоящих повседневных эмоций поразило меня. Я не мог остановить это, поэтому выразил это своей музыкой. Это на грани смущения, стыда, иногда это очень мучительно слушать, потому что такие песни очень откровенно описывают то, что я чувствую в данный момент, и об этом очень трудно слушать. Иногда мне очень жаль, что люди это слушают.
Не стоит. Для меня это было потрясающим событием, я слушал этот альбом снова и снова. Я люблю лирику, люблю эту сексуальную музыку, и то, насколько ты откровенен и честен в своих песнях. Эти песни действительно общечеловеческие. Я понимаю, почему тебе не хочется возвращаться к этому и топтаться на месте, зная эмоциональное происхождение (песен). Наверно, это один из компромиссов, о которых ты говорил до этого.
Крис: Это обычный психологический и эмоциональный компромисс. Фронтмену, участнику групп, творцу и центру внимания нужно быть более позитивным.
Тебе этого хотелось или просто так получается?
Крис: Мне кажется, это был мой мазохистский порыв. Узнать себя глубже, чувствовать себя лучше, испытать, насколько хорошо я себя понимаю. Я всегда обладал высоким самосознанием и всегда был полным неуверенности в себе. Думаю, IAMX помог мне стать более сильным и уверенным в себе. Я всегда знал, что во мне есть это, но понятия не имел, как избавиться от этого. Я практически был вынужден начать сольный проект, потому что к концу работы со Sneaker Pimps отдавал так много энергии и сил в проект, что ощущалось, будто это моя сольная работа. При этом мне всё ещё приходилось обсуждать мои идеи, лирику и находить компромиссы, и мне это не нравилось, так что это привело к тому, что я основал IAMX, и понял, что это мое исцеление, моя терапия. Это было естественным. Не пришлось решать жизненные вопросы, всё оказалось удобно. С IAMX я вернулся к себе настоящему (к своим корням). В истории со Sneaker Pimps был отличный коммерческий успех, но мне было некомфортно, неспокойно сталкиваться с пластмассовой стороной коммерческой музыки. Я не говорю, что сама музыка была пластмассовой, но было множество неприятных моментов, которыми сопровождалась работа, и которые я не мог контролировать, потому что я не управлял проектом. А когда появился проект IAMX, на всех этапах, начиная с организации концертов, надо мной не было менеджеров, так что я устраивал все шоу сам, и исполнял всё сам, и устраивал сделки, выпускал пластинки сам. Я снова вернулся к корням, это было полезно для меня. Я действительно научился уверенно держаться на ногах в одиночку. Я до сих пор работаю по принципу DIY (do it yourself — сделай всё сам — прим. перев.).
URL записиЕще интересненькое, чтобы вы не заскучали
Интервью Криса для журнала “Auxiliary” (апрель 2013).
Перевод: Луиза Вессель
Дополнительный перевод, редакция: Horror Show
Оригинал можно увидеть здесь
Давай начнем с твоего нового альбома “The Unified Field”. Расскажи немного о самом названии, о поднимаемых темах, идеях.
Крис Корнер: Я расскажу о том, что значит название. Общее поле (unified field) — научная концепция, а точнее, теория, пришедшая из квантовой механики и содержащая в себе глубокую философию и размышления. Она основана на идее того, что за всей жизнью, в самой основе существования, есть бесконечная плоскость сознания, из которой все на свете рождено и сотворено. Это общее поле сознания, которое порождает суперструны, кварки, атомы, людей, галактики — всё, что существует. Что мне нравится в этой теории, так это то, что ученые пытались открыть её долгое время, но у них не было убедительных доказательств. Она находится по большей части в стадии разработки, но ученые очень уверены, что добьются своего. Всё это обогащает моё философское воображение. Мне очень нравится идея того, что всё вокруг взаимосвязано, и это почти заменяет идею о боге. Песня “The Unified Field” не говорит именно об этой теории, а, скорее, рассказывает ее посредством о том, что все мы все едины, и делает положительное, воодушевляющее заявление об этом. Эта концепция проходит нитью через весь альбом, а эта песня — отличное место, с которого можно начать развитие идеи. На самом деле, на альбоме ещё много других тем.
читать дальшеДля работы над альбомом ты решил пригласить Джима Аббисса как со-продюсера и Лиама Хоуи (Sneaker Pimps) для программирования. Кажется, в прошлом ты искал творческого уединения, так почему ты решился на сотрудничество в этот раз?
Крис: На самом деле, я никогда не искал уединения, это оно нашло меня. Работая над сольным проектом, я прошел через некоторую долю расстройств, скорее всего, недовольный тем, что было необходимо находить компромиссы по поводу моих идей. Мне также хотелось достичь какого-то одного видения. Но ещё работа в одиночку стала следствием того, что я не нашел людей, с которыми мог бы работать и которые понимали бы меня. Думаю, так IAMX стал сольным, сугубо независимым проектом. Его природа — быть в стороне, в одиночестве, аутсайдером. Не найдя «правильных» людей, я пришел к тому, что делаю всё сам. Меня очень устраивало то, что не приходилось постоянно кому-то угождать, когда пишешь музыку, и не нужно было думать о том, что кто-то не разделит мои идеи. Всё это очень удобно, но со временем очень изолирует от людей. Это не было выбором. То есть, конечно, я делал выбор, но это не то, к чему я стремился. Альбом “Volatile Times” был пиком, причём не высшей, а низшей, худшей точкой изоляции. В эмоциональном плане эта работа была очень сложной. После того, как я завершил альбом, я был абсолютно истощен эмоционально, так что пообещал сам себе, что никогда больше не буду писать альбомы в одиночку.
Как думаешь, ты продолжишь работу с этими людьми или будешь искать другого сотрудничества на следующем альбоме?
Крис: Я точно буду работать с Джимом вновь. А что до Лиама, так это было очень небольшое, эпизодическое участие. Это было как в старые добрые времена. Он очень хорошо знает Джима, так что было весело. Это не было серьёзным сотрудничеством. Лиам добавил кое-какие приятные текстуры и звуки в несколько треков, и дальше этого дело не зашло. Конечно, я очень рассчитываю поработать с ним вновь. Только в будущем я бы хотел начать с другой точки. Я по-прежнему делал слишком много технической работы, всю эту техническую дребедень, от которой всё пытаюсь освободиться. Я имею в виду программирование, сведение и мастеринг — всю эту замешанную на работе с компьютером ерунду. В некоторый момент мне хотелось бы поручить эти дела кому-нибудь другому.
Материал для нового альбома был написан после релиза “Volatile Times” или во время его написания?
Крис: Это всегда происходит путем наложения одного на другое. При записи каждого альбома есть несколько песен, которые не подходят под общее настроение. В основном, они оборачиваются в следующий альбом, и таким образом я будто подсознательно планирую следующий альбом. Я знаю, что сейчас у меня есть несколько песен, не попавших в этот альбом, которые будут выпущены на следующем — такое происходит каждый раз. В основном, я останавливаюсь на восемнадцати треках для каждого альбома, и выбираю из них одиннадцать или двенадцать. Остаются несколько песен, которым ещё не пришло время. Получается, что настроение переходит из “Kingdom of Welcome Addiction” в “Volatile Times”, а потом и в новый материал.
Расскажи, что вдохновило тебя на такие изменения?
Крис: Начиная от “Kingdom” и во время “Volatile Times”, у меня было что-то вроде прозрения. Если быть честным, то это было противоборство научного и религиозного прозрения. Я всегда был не то чтобы агностиком, но всегда был больше за доказательства и науку, чем за религию и даже духовность. Я никогда особо не интересовался этим вещами и никогда не относился к ним с недоверием. Когда я начинал “Volatile Times”, я провел много исследований и стал больше интересоваться концепцией политики и атеизма — все те темы, на мой взгляд, очень популярные в культуре на данный момент. Все эти темы обнажают бездоказательные идеи, которой и является религия.. “Volatile times” полон переживаний по этому поводу, не столько о религии, сколько о человеческом невежестве. Эта запись стала такой тяжелой и негативной, потому что я не был в ладу с миром. Не то чтобы я в ладу с ним сейчас. После того, как я записал “Volatile Times” и выпустил негатив, я почувствовал, что хочу сделать позитивное заявление по поводу человечества в новом альбоме. Это не обязательно позитивная пластинка, но, однозначно, более обнадеживающая.
Ты сделал большой шаг, покинув Англию и окружив себя новой средой, культурой и объединением творческих людей в Берлине. Песня “Think of England” намекает на твой разлад с твоим «родным домом». В более поздних альбомах чувствуется уединение и усиление твоего самосознания, это из-за твоего решения (по меньшей мере) частично разорвать связь между тобой и твоей родной страной?
Крис: Это очень тонкий способ для выражения моей мысли. Я считаю, эта песня несет в себе основную идею альбома. Именно тогда и был предпринят побег из Лондона, которым правят деньги, очень поверхностного города, на мой взгляд. Уехать в Берлин и создать там свое собственное маленькое королевство было очень смелым шагом для меня. Мне пришлось оставить многих друзей и семью, и как бы сложно это ни было, у меня не было иного выбора. Мне кажется, однажды избрав такой путь, ты должен следовать ему и дальше. Поэтому я считаю, что альбом “Kingdom…” и песня “Think of England” как раз о разрыве этой связи и о дальнейшем движении вперед, об уходе в свободное плаванье. И о том, как я принял важное жизненное решение: остаться и следовать правилам или стать странствующим, цыганом? Я выбрал путь цыгана. Каждый раз, начиная новый альбом, после того, как ты открыл эту дверь для себя, ты думаешь об идее, когда пишешь музыку и тексты, и думаешь обо всём подряд… ты уже не можешь думать о мире, о людях, о себе как о личности поверхностным образом. Это совсем не радостно и всегда очень непросто. Ты не можешь подавить в себе эти мысли. Это словно безжалостная сила, я не могу перестать думать таким образом. Если бы я перестал размышлять подобным образом, то мне пришлось бы оставить работу над проектом, и я бы занимался другими вещами. Но на данный момент я получаю удовольствие от этого занятия. Это моя терапия. Это мой способ выражения и освобождения всех этих сложных мыслей.
Откуда взялись эти чувство меланхолии, самокопание и некоторая доля негодования по отношению к человечеству?
Крис: Не знаю, почему я на интуитивном уровне рассуждаю таким образом. Просто когда-то наступил момент, когда я стал видеть много негативного в этом мире. Я не несчастливый человек, на самом деле, большую часть времени я довольно счастлив. Наверно, это происходит из-за того, что с помощью музыки я могу изгнать этих призраков. Музыка позволяет мне в обычной жизни забывать обо всех этих мыслях. Но каково их происхождение (тяжелых мыслей)? Не знаю, я думаю, я был очень чувствительным ребенком. Я рос больше под влиянием женщин, чем отца. Моя мама и моя сестра были очень важными фигурами в моей жизни, и думаю, их гиперчувствительность очень впиталась в меня. Я не хочу обвинять их, но из-за более… женственной стороны моей сущности? Часто всплывает этот очень эмоциональный характер мышления.
Чувствуешь ли ты пробуждение, прилив сил и творческой энергии перед туром и промоушеном альбома в самый разгар весны?
Крис: Да, это очень хороший способ взглянуть на ситуацию. Я только приближаюсь ко всему этому. Я только что вернулся из Лос-Анджелеса, я был там полтора месяца. Я чувствую себя помолодевшим после поездки в ЛА, в то время как в Берлине довольно мрачные зимы. Я решил каждый год уезжать и заряжать себя светом, улыбками и положительными эмоциями. ЛА кажется мне подходящим местом, так как я могу одновременно заниматься музыкой, и у меня там есть друзья. Вот такое у меня было начало года, а теперь я готовлюсь к живым выступлениям. Взращиваю в себе животного, которое рвётся наружу, в этом и состоит суть живого представления. Во время первого шоу я медленно раскрываюсь, и мне необходимо помнить, где прячется зверь, и найти его. Я знаю, он всё ещё внутри.
Кажется, что ты, по большей части, интроверт — судя по твоим записям в блоге и интервью. А затем появляется эта творческая мощь, когда ты выступаешь, и мы видим проявление твоих экстравертивных качеств. Как в тебе уживаются эти два начала, и нужно ли тебе взывать к сценической стороне твоего «я» во время выступлений?
Крис: На самом деле, нет. Этот вопрос волнует меня в последнюю очередь. Это просто происходит. Очень сложно объяснить, так как звучит это немного шизофренически, и в некоторой степени это так и есть. Я действительно чувствую, будто срабатывает переключатель, и эта сторона личности берёт верх. Я думаю, это музыка так действует на меня. Большую часть времени мне приходится управлять музыкой: работать в студии, создавать музыку, разбирать идеи и создавать из всего этого готовый продукт. Только на сцене я ощущаю это (как вторая сторона берет верх — прим. переводчика), и именно так на меня действует музыка IAMX, и это действительно правда.
Жизнь артиста обычно полна взлётов и падений. Как твоё решение стать артистом отразилось на твоей жизни в плане вопросов компромиссов и жертв?
Крис: В общем, это показало мне, что деньги, в большинстве случаев, неважны. Важно, чтобы всё было хорошо, важно иметь достаточно денег на существование, но быть богатым уже не важно. Решение стать артистом не изменило меня. О вопросе работы с людьми; моё решение (стать артистом) позволило мне быть довольно замкнутым в плане личной жизни (думаю, я был бы таковым при любой другой работе). Быть немного монахом, отшельником день за днём. То, что я начал делать, очень сопутствовало такому стилю жизни. Я избегал некоторых явлений в обществе, которые меня не устраивали. Очень приятный момент в такой работе — свободный график и возможность разбавить повседневность. Компромисс. Да, особой стабильности нет, потому что каждый год приходится думать о своем положении и о том, как жить дальше, и нет никакой уверенности в плане финансов. В каком-то смысле это довольно привлекательно, и, опять же, цыганский образ жизни стимулирует постоянно работать, и работать усиленно. Такая жизнь позволила мне быть очень избирательным в отношении людей. Ещё я получаю очень много интересных и положительных откликов по поводу того, кем являюсь. Это сложно, но в то же время действительно потрясающе. Ты живешь в ускоренном темпе, высоко взлетаешь и низко падаешь. Мне кажется, я очень нуждаюсь во всём этом, чтобы чувствовать себя по-настоящему живым. В любом случае, я неуравновешенный человек, так что такой стиль жизни отлично мне подходит.
Что подтолкнуло взяться за развитие темы кабаре, которую тебе так эффектно удаётся проецировать на живых выступлениях? Это одна из причин, по которой ты выбрал Берлин своим новым домом?
Крис: Я думаю, это один из моментов, которые заинтересовали меня. Облик Берлина в 20х годах был очень привлекательным. Это уже давно текло по моими венам, но не было возможности развить эту тему. Впервые я затронул её на втором альбоме, “The Alternative”, в песне “President”. Однажды погрузившись в эту идею, я понял, насколько мне это подходит. Что мне особенно нравится в кабаре, это его трагикомическое начало. В его выражении это очень поэтично, и дело не обязательно в красоте, а в самих образах. Например, печальный клоун, отражающий человеческую сущность в таком преувеличенном, но всё же эмоциональном виде. Этот образ также не очень чистый. Мне нравится, что он может быть очень развратным… и потным и грязным. Именно такой и является человеческая сущность. Для меня это словно древняя традиция, и разукрашиваться, и петь песни, и танцевать — именно это мы делали тысячелетиями. Наверно, это мне и нравится в кабаре. Также это напоминает мне идеи Феллини и других режиссеров с глубокой философией, скрывающейся за маской веселья и позитивности.
Почему Берлин? Многие вспоминают о периоде в творчестве Дэвида Боуи, когда он жил в Берлине, будучи изгнанным из Англии, как о самом плодотворном. Например, знаменитая фраза Боуи о том, что Берлин «это самая потрясающая культурная феерия, которую только можно представить». Как дух времени, богатый творческий мир и культурная история Берлина воздействовал на тебя?
Крис: На самом деле, я переехал сейчас за город, так что нечасто бываю в Берлине, тем более, я всегда занят. Когда я переехал сюда, этот город стал местом психологической свободы, где не так важны деньги, и где можно удовлетворить свою творческую свободу и гедонистические желания. Всё, что тебе нужно, находится там, где нужно, и ничто не скрыто. Всё очень удобно подстроено, и люди очень уступчивые. Клубы и музыка, и искусство, и питание — всё пересекается, так что если пойдешь куда-то, то увидишь, как влияния различных культур сплетаются в одно. Дело не только в музыке. Например, ты идешь в галерею и видишь, что там происходит какое-то странное, извращенное кабаре-представление. Ты идешь в ресторан, а там играет какая-то музыка. Это мне и нравится в Берлине, его многообразие — его мощь, его миссия. Миссия жителей Берлина была и есть — оставаться настоящими в искусстве. Берлин всё больше заселяется богатыми людьми, и это расстраивает, но особенное отношение к искусству и музыке здесь сильнее чего бы то ни было. Поэтому мне кажется, что город будет процветать в ближайшие десять лет. Ещё Берлин чертовски сексуален. В нём есть настоящая сексуальность и свобода в сексуальности — я не видел ничего подобного в других городах.
Из чего состоит пространство твоей студии? Ты используешь её для исследования новых направлений, вдохновения и различных видов искусства?
Крис: Да, на окраине Берлина, где я живу, у меня есть небольшая фабрика. Это старое раздолбанное ГДРовское здание, которое я купил пару лет назад. Это проект всей моей жизни, и в этом есть своя прелесть. Я создал студию в подвале, и это меня очень вдохновило. Мне всегда хотелось работать в студии с видом на сад, и теперь мое желание сбылось. У меня в студии нет кучи оборудования, зато есть вид на сад. Большую часть подготовки и пред-продакшна мы с Джимом вместе делаем в этой студии, и потихоньку этот процесс совершенствуется, развивается.
Какие темы и идеи тебе приходилось поднимать снова и снова как в Sneaker Pimps, так и в IAMX?
Крис: Человеческое поведение и всё, что его касается, очень привлекает меня. С чего начать? Это может быть любовь, секс, политика. Мне интересует пласт истины и реальности, скрывающийся за строгими общественными правилами. О многом мы разговариваем только между собой, никогда не говоря об этом публично, и это очень захватывающе. Артисты, музыканты, и, особенно, политики, не признаются нам во многих вещах. Это практически наша обязанность выставлять напоказ разные стороны человеческой сущности (по крайней мере, для артистов). Моя миссия — наблюдать и писать об этом. На альбоме “Kingdom of Welcome Addiction” я больше фокусировался на собственной личности, а также сексуальности, которую я стараюсь перенести на музыку. Праздничная сторона жизни. Мысли о сексе — практически отвлечение для меня, они влияют на моё состояние, фокусируя моё сознание на физическом уровне, отвлекая от эмоций. Наверно, так всё и получается, и, возможно, поэтому на альбоме так много секса — так я возвращаюсь к реальности.
Твой стиль — особый объект интереса для поклонников IAMX, особенно на живых выступлениях. Какой исторический период (в политике или моде) постоянно вдохновляет тебя? Какие элементы одежды (моды) ты используешь, когда собираешься (на концерт – прим. переводчика)?
Крис: Понятия не имею. Я никогда об этом не думал. Моя цель — найти красивые вещи и надеть их. Мне неважно, откуда они и из какой эпохи. Мне нравится, что, когда ты понимаешь то, что хорошо, или что люди считают хорошим, то начинаешь распространять это среди людей. Это как с музыкой. Первая моя мысль — подходит ли мне эта вещь? Вторая — ожидают ли этого люди? Не то чтобы мне кажется, что это спорный момент, но если люди ожидают этого, то, может, стоит попробовать что-то другое? Мне нравится, когда люди придают значение всему. Я говорю не только о людях индустрии моды, но и об обычных людях, которые одеваются так, чтобы выглядеть оригинально и красиво. Помимо походов в клуб нет особого смысла наряжаться каждый день. Наверно, в Викторианский период были времена, когда все носили костюмы или большие платья. Конечно, политические взгляды и человеческое мышление в то время были очень консервативными, но стиль в одежде был довольно красивым. Узкие корсеты, широкие плечи. Викторианский стиль мне однозначно нравится. Мне ещё нравится стиль милитари, потому что он позволяет носить то, чего бы ты в обычной жизни не надел. Это придает чувство значимости происходящего, чувство гордости за то, как ты выглядишь. Это даёт возможность людям чувствовать себя особенным, хотя это связано с насилием, но есть нечто сексуальное в униформе. Так что, мне нравится смешение викторианского стиля и стиля милитари.
Мы наблюдаем эволюцию Криса Корнера как музыканта — от участника группы и до песни “Running”. Это очень искренняя песня. Наверно, её было очень страшно записывать. Мне очень по душе, когда в песнях у тебя надрывается (ломается) голос, потому что он переполнен эмоциями, и в записи ты не отшлифовываешь его, оставляешь естественным. В такие моменты по телу пробегают мурашки, потому что это настолько искренне, откровенно. Мне кажется, это как раз то, что ты имел в виду, когда говорил о кабаре, — быть настоящим. Ты приносишь много жертв ради своей музыки, ты очень особенный, уникальный.
Крис: Спасибо, это такая честь для меня. Забавно, что ты выбрал именно “Running”. На альбоме “Kingdom…” есть парочка песен, которые стали переломным моментом. Что-то в психологическом плане открылось для меня, и несовершенство настоящих повседневных эмоций поразило меня. Я не мог остановить это, поэтому выразил это своей музыкой. Это на грани смущения, стыда, иногда это очень мучительно слушать, потому что такие песни очень откровенно описывают то, что я чувствую в данный момент, и об этом очень трудно слушать. Иногда мне очень жаль, что люди это слушают.
Не стоит. Для меня это было потрясающим событием, я слушал этот альбом снова и снова. Я люблю лирику, люблю эту сексуальную музыку, и то, насколько ты откровенен и честен в своих песнях. Эти песни действительно общечеловеческие. Я понимаю, почему тебе не хочется возвращаться к этому и топтаться на месте, зная эмоциональное происхождение (песен). Наверно, это один из компромиссов, о которых ты говорил до этого.
Крис: Это обычный психологический и эмоциональный компромисс. Фронтмену, участнику групп, творцу и центру внимания нужно быть более позитивным.
Тебе этого хотелось или просто так получается?
Крис: Мне кажется, это был мой мазохистский порыв. Узнать себя глубже, чувствовать себя лучше, испытать, насколько хорошо я себя понимаю. Я всегда обладал высоким самосознанием и всегда был полным неуверенности в себе. Думаю, IAMX помог мне стать более сильным и уверенным в себе. Я всегда знал, что во мне есть это, но понятия не имел, как избавиться от этого. Я практически был вынужден начать сольный проект, потому что к концу работы со Sneaker Pimps отдавал так много энергии и сил в проект, что ощущалось, будто это моя сольная работа. При этом мне всё ещё приходилось обсуждать мои идеи, лирику и находить компромиссы, и мне это не нравилось, так что это привело к тому, что я основал IAMX, и понял, что это мое исцеление, моя терапия. Это было естественным. Не пришлось решать жизненные вопросы, всё оказалось удобно. С IAMX я вернулся к себе настоящему (к своим корням). В истории со Sneaker Pimps был отличный коммерческий успех, но мне было некомфортно, неспокойно сталкиваться с пластмассовой стороной коммерческой музыки. Я не говорю, что сама музыка была пластмассовой, но было множество неприятных моментов, которыми сопровождалась работа, и которые я не мог контролировать, потому что я не управлял проектом. А когда появился проект IAMX, на всех этапах, начиная с организации концертов, надо мной не было менеджеров, так что я устраивал все шоу сам, и исполнял всё сам, и устраивал сделки, выпускал пластинки сам. Я снова вернулся к корням, это было полезно для меня. Я действительно научился уверенно держаться на ногах в одиночку. Я до сих пор работаю по принципу DIY (do it yourself — сделай всё сам — прим. перев.).